ДоХлЫй КПД разума… Старая, видавшая виды ручка, погрызанная, но какая-то родная, чо-то писала на листочке бумаги. Откуда ей знать, что? Не знает и не хочет знать. За это ей большое спасибо. За бесстрастность. За то, что не мешает, не упрекает, не поправляет. А вот человека вечно что-то не устраивает. Еще одна частичк а чернил покорно легла на безбрежное поле бумажного листка. Потом еще. Хорошо, что ручки не слышат. Но по тому, что ей вдруг стали беспорядочно водить по листку, яростно и целенаправленно, стало понятно, что ничего хорошего она бы не услышала. Ручка бесстрастно наносила листочку глубокие раны. А ведь наносила их не она. Кто? Неважно. Бумага сопротивлялась, несмотря на дырки, появлявшиеся на ее теле. Сопротивлялась ненавязчиво, обреченно. На землю полетела ручка. Мгновение свободы и неотвратимость падения. Каменные объятья асфальта и пластмассовый крик неживой боли. Кто не рождался, тому не умирать. За чужие неудачи. Открылся картонный домик, выпустив на волю еще одну деревянную властительницу огненной свободы. Внутри непередаваемо тесно и темно, снаружи просторно и светло. Жгучая боль страдания была нестерпима. Спичка, не выдержав свободы, вспыхнула нестерпимым негодованием. Ее коричневые «мозги» не выдержали. Внутри было лучше. Внутри стало лучше. Без нее. Вот и узнала она правду, истинное назначение своей сущности. Узнала слишком поздно. А как было смешно смотреть на тех «безмозглых» калек, что по расхлябноски и на-все-забиваемости русского человека все же попали в коробок. Теперь-то стало понятно, что именно им-то и повезло. А самое смешное, что им об этом никто не сможет сказать, а сами они так и будут страдать от своей неполноценности, лежа на асфальте, не понимая, что их выкинули не от отвращения, а от невозможности их уничтожить на благо чьим-то прихотям. А на спичке распускался огненный цветок, всем своим естеством показывая тусклому миру свою ослепительную красоту и необыкновенную горячность. Веселый, гордый огонек лизнул исполосованный злостью листок бумаги. Ему понравилось. Лизнул еще раз. Другой. Потом начал окутывать листок всей своей теплотой и заботой. Ему было приятно, что он отдает частичк у своей красоты и радости другому, пусть и незнакомому счастливцу. К тому же ему уже не хватало место на этой палочке. А здесь — раздолье. Листок начал обреченно потрескивать. От радости, подумал огонек. А листок все съеживался, неспособный противиться гостиприимству задорного гостя. Строки, цепляясь за клеточки на листке, изо всех сил старались удержаться на нем. Смысл, впитавшийся в бумагу, выцвел, оставив на ней лишь скорбные отголоски странного людского сознания. А ведь, наверное, эти строки не принесли ничего умного, или хотя бы того, что от них ожидали. Ведь, если бы не сгорели эти мысли раньше на костре сознaния, не горели бы они сейчас на костре злости, на реальном костре. Тем временем листок догорел. Огонек потухал, оставляя листок лежать на асфальте, нагим и никчемным. Теперь настала очередь огня понять смысл его существования — потухнуть. Он пытался из последних сил схватиться за остатки его реальности, но она закончилась. Закончилась и реальность листка, ему осталось лишь безмолвно дожидаться того, чтобы ветер поднял его туда, откуда падать больнее. Но ему уже не будет больно. Его судьба — сгореть. А она уже свершилась. Но во всем этом маскараде сознания, маскараде где многих невозможно узнать без маски, маскараде, Красивом до Боли, как Подснежники, щедро расцветающие на Могиле, есть один лишний герой. Лишний для всего того, что произошло. Для всего, чего не вернуть… Он не осознал смысла своего существования, да и не осознает его никогда. Слишком уж он важен и незаменим дял реальности, в которой он бог… А может и раб. Да, это все-таки человек… Человек… человек… 0%